Хохулина Клавдия Ивановна
Хохулин Вениамин Филиппович

«Родилась я в Ивановской области Пучежский район деревня Ушибиха Приваловского поселкового совета. Отец Неволин Иван Владимирович, мать Неволина Анна Егоровна. Первая жена моего отца умерла от тифа, отец овдовел. Остался он с двумя сыновьями Павлом и Геннадием. Первый муж мамы тоже умер – надорвался при строительстве дома. Он был лесником, хотел для семьи построить большой дом. У мамы тоже остались двое ребятишек. И семь детей родилось совместных. Всего в семье было 11 детей.
Училась я в школе в деревне Привалово. Школа была 4-хлетка. Изучали естествознание, русский язык, арифметику, историю, хрестоматию (родная речь). Учителем был Анатолий Александрович. Он был сыном священника, человеком очень набожным, имел много религиозных книг. Но в то время все это было под строгим запретом, и он, учитель, в классе если у кого видел на шее крестик, срывал его, ломал и бросал в печку. Вот такая была жизнь. Преподавателем он был строгим. Если кто зашумит, заговорит в классе – стукал указкой, и никто не жаловался. Уважали учителей.
С 3 класса я 2 года жила у Анатолия Александровича в няньках. Жили они с Евдокией Геннадьевной (она тоже была учителем) прямо при школе. Бабушка у них умерла, и сына 2-хлетнего оставить было не с кем. И я, сама еще ребенок, сидела с их мальчиком.
С 12 лет стала работать с мамой в поле. Я щипала лен, а мама снопы связывала. Потом рожь жали серпом и тоже связывали в снопы. Работали мы на колхозном поле. Председатель колхоза – Лбов Константин Степанович. Лучшим работницам – «стахановкам» - председатель покупал на платья ситцу. Ситцу этого он брал сразу несколько катков. Разделит всем, все нашьем одинаковых платьев и ходим, как колхозные овцы. На поле выезжали в 4 часа утра. Ходили в лаптях. Сядешь в поле отдыхать, не отдыхаешь, а только землю из лаптей вытряхиваешь. Обед приносили прямо в поле. Лошадям повесим торбочку с овсом, а сами едим то, что мама сготовит, что свои из дома принесут.
А потом началась война. И сразу вручили мне лошадь землю пахать. Тракторов не было, все делали на лошадях. Лошадь мою звали Валетка. Была она молодой, горячей. Только гор боялась – частила, частила. Летом я на ней пахала, а зимой возила лес на фабрику. Ну, и лошадь была, как певица…
А через два года забрали ее у меня на войну. Лошадей по 5 брали из каждой деревни. А деревень в колхозе было 8. Но не каждую брали, а выбирали отборных: высоких, сильных, горячих, чтоб из огня могли выйти. Привела я ее в сельсовет, отдала паспорт. На каждую лошадь был паспорт, писали в нем год рождения коня, кличку, название колхоза, адрес. Стоим мы с ней у сельсовета, положила она мне голову на плечо и заплакала. Никогда не забуду, всем рассказываю, не только человек, лошадь понимала. И вы знаете, вернулась она с войны. Из всего колхоза только две вернулись: моя Валетка да Франтик. Пришла она худая, вся в кровоточащих ранах. Ходила я потом за ней долго, лечила ее.
А я, когда лошадь забрали, стала дояркой, было на мне 10 коров и один бык. Доили вручную, и навоз сами убирали, и кормили. Кормили сеном, соломой, дурандой (большие брикеты из льняного семени и из подсолнуха). Когда кормить было совсем нечем, запаривали солому в чанах, потом ее вилами из кипятка доставали и по кормушкам раскладывали. Только и ухаживали за коровами, только и знали одних коров. В деревне было 20 коров и две нас доярки. За год зарабатывали трудодней до 1000, на каждый трудодень давали 200-300 грамм хлеба зерном. Рожь давали сразу оптом мешками. Приедут из райисполкома, нам дадут по 200 грамм на трудодень, остальное вывезут из сусеков государству.
Были государственные займы, как налог. Скотину дома держали, зарежем, продадим, уплатим налог. Молока надо было сдать государству 250 литров в год, 50 штук яиц, шерсти 2-3 кг. На овощи налогов не было. У каждого дома было по 25 соток земли. Сажали картофель, грядки, остальное занимали покосами. Приемный пункт был в деревне, молоко примут, в специальной книжке отметят, сколько приняли литров. Если жирность молока у коровы 3,8% - сдавать нужно было государству 250 литров молока в год, если меньше – добавляли количество литров, у нашей коровы было молоко 5% жирности, молока отдавали меньше. Государственные нормы наша семья всегда выполняла. Остатки яиц, масло продавали на базаре.
Хлеб пекла мама. В войну всегда мешала муку с мякиной. Мякина – это сушеный клевер. Сестра моя срезала у клевера цветочки, мама ставила их в печку на противне сушить, потом толкла их в ступе. Получалась мякина. С ней и мешали муку. Еще мешали муку с картошкой. С осени не выкопанная картошка оставалась зимовать в поле (не успевали всю выкопать – копали одни женщины и дети). Весной выкапывали ее из земли, мыли, сушили, да тоже в хлеб клали. Пекли из такого теста колобушки.
Все лето в войну босиком ходили, а как похолодает – одевали чесынки с калошами. Ходили по всякой грязи, на ногах – цыпки, а подошвы как железные. Овец держали, овчины у нас были. Мастера переделывали на шубники. Шубники у нас были нашиты дубленые – одежда очень теплая. А потом стали покупать пальто, стоили они 50-100 рублей.
Деревня у нас была большая, домов 30 в два ряда. На войну ушло человек больше 50. А вернулось только трое и то раненые. Каждый день почти приходили похоронки. Только один рев по всей деревне, одни слезы. Люди выдумывали – вот нальются стаканы слезами, и кончится война. Двоих братьев убило у меня на этой войне. Леонид был взят в армию еще до войны, пропал без вести. И на Геннадия пришла бумага, что погиб. Геннадий жил в Балахне, жена его, когда ему пришла повестка на фронт, осталась беременна третьим. Умерла во время родов. Дети остались сиротами.
Война окончилась. В 1948 году я вышла замуж за Вениамина Филипповича. Подружили мы с ним недолго – 1 лето. Прожили 4 месяца – его в армию забрали, служил в Германии. Через 3,5 года приехал муж в отпуск, а у нас уже девчонка бегает. Уехали мы с ним жить к его слепой тетке в Баскино, с ней прожили 7 лет. Приехали, а у нее окошки были заделаны мхом, полны пазы клопов. Одна комната, все в ней. Скоро стало у нас трое детей. Уходила я в поле, оставляла детей с этой слепой бабушкой. Она станет кормить ребенка, накормит и в глаза, и в нос, придешь, еле домоешься.
Надумали мы с мужем строиться на его родине в Бабарыжихе. А колхоз развалился, довели его до «корзинки», ничего не давали на трудодни. Решили мы еще с 3-мя семьями уехать на целину. Поселились в селе Боровское за Кустанаем 100 километров. Опять пошла в доярки. Воды нет, привозная, все вручную. Поля там были огромные, гектаров по 500. Напаханы клетками, конца-краю не видать. Все родилось, земля очень урожайная была.
Коров в летнее время угоняли за 100 км в луга, ездили их доить на машине. Норма на одну доярку – 18 коров! Вот и поцеди их!
Муж с 14 лет работал на тракторе, на комбайне, на косилках, на теребилках, на всей технике. На целине работал на комбайне и на тракторе. Уехали оттуда через 4 года из-за детей. Детей возили в школу на машине за 10 км. Зимой как пойдут ураганы, как засыплет снегом! По рации передают: «Дети в степи – посылайте трактора, не проехать…». Тракторов по 5 выезжали, нельзя было по одному, а то занесет, не найдешь, сколько людей погибло.
Прямо с целины в 1966 году приехали жить на пос. 1Мая. Купили за 4 тысячи дом, в котором и сейчас живем. Сестра моя устроила работать меня на 21 завод уборщицей. Приехала из Кустаная я вся больная – начался ревматизм. Не смогла работать на этой работе, пришлось идти в охрану на 105 завод. Завод был секретным, делали там кабины для военных машин. Поэтому вся охрана ходила с оружием. Ездила я с наганом даже провожать эти кабины до Правдинска. Проработала я там 20 лет.
Муж сначала работал в Большом Козино в ГорТопе – на тракторе развозил уголь, торф, дрова. Потом перешел на 105 завод обрубщиком. Работал в литейном цеху, была в нем сильная вибрация, шум. Там он и оглох. Сейчас инвалид 2 группы.
Оба мы ветераны Великой Отечественной войны, ветераны труда.
Трое детей у нас – Галя и Шура живут здесь же, на поселке 1Мая, третья дочь в Починках, 6 внуков, 6 правнуков».