Батусова Зинаида Васильевна

Родилась я 5 июня 1928 года в деревне Сергеевка Балахнинского района в большой семье. Мама была награждена медалью «Материнская слава», ее давали за семерых детей: первая дочь была 1912 года рождения, вторая 1922-го, другие – 1925, 1926, 1928, 1930, 1934 годов. Эти были живы, были еще дети, умершие маленькими. Мама не работала, занималась детьми и хозяйством.
Появилась на свет я в доме, в котором живу и сейчас. Мама рассказывала, что в 1925 году в нашей деревне был большой пожар, сгорело девять домов, в том числе родительский: шесть домов по нашей стороне и три дома по другой. В 1927 году осенью перешли жить в этот дом, построили его за два года, и в 1928 году я родилась.
Где-то в 1933 году в дома нашей деревни провели электричество. Когда оно появилось, папа сказал нам: «До выключателя не дотрагиваться, кто дотронется до него, того убьет! Когда нам надо, мы включим, когда не надо – выключим». Сказал как отрезал.
Папа работал на лошади, в то время машин было мало. Когда-то лошадь у нас была своя, стояла на дворе, потом организовали общий конный двор, но и там у каждого была своя лошадка.
О начале Великой Отечественной войны я услышала по радио из речи Молотова. Радио нам провели в 1937 году, на нашей улице почти во всех домах висели круглые радиотарелки. Было воскресенье, мы с сестрой Раей собрались играть в куклы, ей доходило 15 лет, а мне 13 было. Только мы разложили с ней куклы, слышим: «Молотов будет говорить». Папа: «Это значит – война». Действительно, Молотов объявил, что началась война, кукол мы сложили и с тех пор в них не играли – некогда было.
С началом войны в деревне Истомино начали строить аэродром, и через нашу улицу стали прокладывать булыжником дорогу, связывающую Истомино с Балахной. До 1941 года никакой дороги не было, лошадки бегали прямо по земле.
Всю войну питались овощами со своего огорода. Сажали свеклу, огурцы, тыквы, лук, морковь, все было свое. Еще у нас был участок в том месте, где сейчас улица Комсомольская, там выращивали картошку, росли яблони. В 1950-х годах землю там наделили, стали строить дома.
Норма хлеба по карточкам была у каждого – рабочего, служащего, иждивенца – своя, и у всех очень низкая. Самым главным хлебом была картошка: «Картошечка, картошечка, какая тебе честь, кабы не было картошечки, чего бы стали есть?»
Мы только на картошке и жили. И работали, чтобы прокормить страну. После войны была разруха, многие города пришлось строить заново. 1947–1948 – оба года были голодные, у нас ноги еле ходили. Всю траву съели, люди из лебеды и крапивы щи варили. Соседка, тетя Анисья Худякова, щи варила из тростника, а у нее восемь человек детей было. Кусок хлеба мы делили на всех, если мне доставался кусок побольше, я его пополам резала и вторую половину отдавала тому, кому не хватило.
В военное время все окошки в доме были загорожены, чтобы света было не видно – немецкие самолеты прилетали бомбить ГоГРЭС. Их не допускали, стреляли зенитки. Во время тревоги мы сидели дома, никакого бомбоубежища поблизости не было.
Самой большой радостью в годы войны было возвращение сестры Клавдии с фронта. Призвали ее в 1942 году, вернулась в 1944-м. Она служила радисткой, работала в тылу врага, передавала сведения о немцах. Вернулась еле живая, про свою боевую службу даже рассказывать не хотела. На фронте были и три двоюродные сестры.
В 1944 году я окончила 7 классов школы №10, в 8-й класс не пошла. В самом начале 1945 года мы похоронили папу, было ему всего 56 лет. Умер он в результате несчастного случая. Он работал в госпитале, находившемся в школе № 7, возил на лошади все, что требовалось. И повез врача домой в Правдинск. Доехали они до площади, врач говорит: «Василий Иванович, поезжай. Я добегу, мне недалеко, а то очень морозно, я маленько разогреюсь». Был январь, стояли морозы. Отец только повернул, и с улицы Ленина машина налетела на его сани, и прямо насмерть. Лихачей и в то время было много, за рулем была женщина. Похоронили его, мама говорит: «Зина, время кончилось думать, куда тебе идти учиться, иди работать, надо кормить семью». Младшие еще учились в школе. Мне не было 17 лет, я пошла работать.
26 февраля 1945 года было моим первым рабочим днем. Я трудилась в чернораменской типографии, где выпускалась газета «В бой за торф», впоследствии газета стала называться «Торфяник».
В день победы я шла на работу, дождик хлестал как из ведра. В типографии нам сказали, что объявили об окончании войны, и отпустили. Мы по этому дождю пошли домой.
Дождь как будто оплакивал тех, кто уже никогда не вернется домой. Вся молодежь, ушедшая на фронт с нашей улицы, погибла, да и не только молодежь.
В 1965 году День Победы первый раз был нерабочим днем, а до этого некогда было гулять, надо было поднимать страну. Сапожник дядя Федя Цикунов сидел на лавочке у нашего дома и так ревел, так ревел... Я подошла, спросила: «Ты, наверное, армию обшивал?» А он: «Да, с первого дня на передовой был и до последнего». Так мне это запомнилось...
Примерно в 1950-м году чернораменскую типографию, в которой я трудилась, стали объединять с балахнинской, и нас почти всех сократили. В 1951 году я устроилась помощником киномеханика в чернораменский клуб. Девять лет там проработала, и клуб закрыли на капитальный ремонт. Нас отправили в Первый поселок – там организовали и кино, и танцы. Там же проходили конференции предприятий, нам приходилось ставить пластинки, давать музыку. Заканчивались конференции поздно. Мама сказала: «Зина, так поздно в такую даль не ходи. Давай рассчитывайся». В это время начали строить ПЗРА (Правдинский завод радиорелейной аппаратуры), в августе 1960 года я устроилась на завод и 23 года, до пенсии, работала там радиомонтажницей.