Бугрова Зинаида Константиновна

Родилась я в Балахнинском районе в деревне Постниково 10 января 1931 года. Когда началась Великая Отечественная война, мне было 10 с половиной лет. Я уже окончила четыре класса, поскольку учиться пошла шести лет. Эта школа, называется она Большемогильцевской, стоит и сейчас, школьники в ней не учатся, но какие-то занятия для детей проводятся. В шесть лет я уже читала газеты, учила и рассказывала стихотворения и, когда проходили какие-то праздничные мероприятия в этой школе, старший брат брал меня с собой, и я выступала. Я даже сейчас помню, как мама шила мне для выступления платье, такое красивое, «татьянкой». Таким образом, меня взяли в первый класс.    
В день, когда объявили войну, я была в пионерском лагере «Дзержинец», посещала мою старшую сестру – было закрытие первой смены. Приехало много родителей, должен быть костер. И вдруг директор лагеря объявил, что началась война. Все стали забирать своих детей и разъезжаться, расходиться по домам. Когда мы с сестрой дошли до дома, мужчины уже собрались группами, им приказали явиться в военкомат. Они заходили в каждый дом, прощались. Женщины провожали их со слезами.
Папа мой, Константин Иванович Ваутин, был инвалидом, его в тот день вернули обратно. У него не было пальцев на правой руке, он потерял их, работая на станке. Папа был краснодеревщиком, делал прекрасную мебель: буфеты, комоды. У него был специальный станок, на котором он вытачивал всякие розочки, фигуры. Только успевал заказы выполнять. Вернувшись из военкомата, он сказал мне: «Дочка, не пойдешь учиться в 5-й класс, будешь помогать матери». Папа чувствовал, что его все равно заберут. Не имея возможности участвовать в боевых действиях, он всю войну проработал в тылу. Его отправили в Сейму, там в лесу под землей был военный завод, который выпускал снаряды для фронта. Папу поддерживала мама, она часто ездила к нему, возила продукты. Помню, что большую корзину с продуктами ей помогала собирать ее сестра, каждый раз она готовила литровую кружку творога. Так отец выдержал, пережил это сложнейшее время.
Семья у нас была большая, детей было четверо – два брата и две сестры.
Старший брат учился в Правдинске в школе им. Горького. Их, мальчишек, в начале войны сразу перевели в ремесленное училище. Переодетые в черные ремесленные шинели, с рюкзаками за плечами, под духовой оркестр они всем отрядом пошли в военкомат. И их куда-то отправили. Сколько было слез! Служил он пять лет, все это время мы с ним переписывались.
Сестра, она была на полтора года меня старше, пошла работать в швейную артель им. 8 Марта. Они шили для фронта военную одежду и погоны.
Мама тоже шила дома белье для военных. В Кубенцеве в конторе ей давали уже раскроенный материал: кальсоны и рубашки.
В начале войны началось строительство Истоминского аэродрома. На эту стройку приехало столько молодых женщин! Даже в нашем доме жили девчонки из Бакунино, помню, с целым мешком напеченных лепешек приехали.
С едой с началом войны начались проблемы. Доходило до того, что мама пекла «дурандины» лепешки. Дуранда – это плиты серого цвета с семечками льна. Мама в эту дуранду что-то подмешивала и пекла лепешки. Мы с удовольствием ели и заваренную в чугунке ржаную муку на молоке. Основную часть надоенного коровьего молока приходилось сдавать, сразу после дойки относить в пункт приема. Кроме коровы у нас еще были маленькая козочка и куры. Участок картофельный был, но картошки нам не хватало, все съедали. Как вспомнишь – сердце разрывается. Тогда у меня начали отекать ноги, прямо как подушки были. Мама так переживала, покупала мне сахарин в пакетиках – сладкого совсем не было.
Как-то на рынке в Правдинске у меня стащили хлебные карточки, я вернулась домой вся в слезах. Такая-то пичужка, я ходила из деревни в Правдинск на рынок с корзинкой, носила молоко. Меня балахнинцы уже знали: «Ой, девочка пришла», и сразу его покупали. А однажды попала там под налет немецких самолетов – все вокруг вдруг засвистело и загрохотало. Помню, что зенитки стояли и около бумкомбината, и в районе ГоГРЭСа – женщины-зенитчицы защищали наш город. Случалось и такое: 7 ноября нас мама собрала с котомками – был приказ подготовиться к налету фашистских самолетов и когда начнут бомбить, бежать в лес, но бомбежки в этот день не было. Около часовни, стоявшей напротив нашего дома, силами жителей деревни было сделано хорошее, деревянное бомбоубежище. Горка от него до сих пор осталась. После окончания войны около часовни собирали молебен, расстилали половики, пришли женщины и даже мужчины, все молились.
Жили в войну очень тяжело. Не было одежды и обуви. В 5-й класс я ходила в подшитых валенках. На голову надеть было нечего. Старшая сестра из клетчатого папиного пиджака сшила мне «шапку Буратино». И вот представить только – так я ходила в школу. Однажды нам давали подарки через военкомат, и я получила серое платье из какого-то непромокаемого материала. А мама обменяла капусту на черный фартук к этому платью. Я ходила в школе, воображала. А когда я училась в 7-м классе, мне дали в подарок прекрасную бордовую чистошерстяную юбку. Помню эту юбку и платье помню.
С 11 лет началась моя трудовая деятельность – в 1942 году я пошла работать в совхоз. В совхозе трудились и мои одноклассницы, и все девочки моего возраста из соседних деревень. Контора этого сельхозпредприятия была в деревне Трестьяны. Мы работали на прополке моркови, помидор, свеклы и капусты. Однажды подошла ко мне Ольга Ивановна, начальница, и говорит: «Зина, тебя тетя Надя, повариха наша, просит, чтобы ты поработала на кухне». Раз приказывают, значит, надо идти. Тетя Надя посылала меня на молочно-животноводческую ферму за молоком, она, эта МЖФ, и сейчас там есть. А молока надо было принести два ведра на коромысле. Я с этим коромыслом сначала шла вброд по Воложке, потом поднималась к деревне Трестьяны, а дальше шла лесом. И в один прекрасный день иду, а на пне сидит змеища, я остолбенела, встала, она на меня глядит, а я на нее. Я стояла и думала: только бы не забренчать железными ведрами. Но прошла. Налили мне молока, думаю, как же мне возвращаться? Иду, гляжу, а змеи нет. Думаю, слава богу, я жива. Потом тетя Надя-повариха включила меня в график кормить рабочих по утрам. А я ничего не понимала, столько валила картошки, что мне все говорили: «Спасибо!» Так я три года трудилась все летние каникулы.
В победном мае 1945 года я закончила 7 классов Правдинской школы им. Ленина, которая была деревянной и находилась около бумкомбината. В школу мы из деревни ходили пешком. Вернулся из Сеймы папа, сказал: «Пойдешь учиться дальше». А я думаю – я так устала, так измучилась. Кроме того, что я работала, маме надо было помогать дома: картошки ведро каждый день начистить, помочь со скотиной.
Правдинские девочки, которые окончили семь классов, отправились в город Горький поступать в речное училище. Они приехали, а девочек уже не принимают – война закончилась. И они подали заявление в балахнинский техникум, и я с ними. Я не знала, на кого я пошла учиться, какую специальность приобретать. Все девочки, с которыми я училась в школе, окончили этот техникум и получили специальность «теплотехник». Изучали турбины, котлы, вентиляцию. По окончании по распределению поехала в Сибирь, в Свердловскую область. Встретили меня там хорошо, но работала я недолго. Еще работала в Заволжье на механическом заводе – сначала теплотехником, потом в производственном и плановом отделах.
Затем перешла на Правдинский завод радиорелейной аппаратуры, и с 1960 года живу в Правдинске.