Гусева Наталья Александровна

Родилась я в селе Семьяны Воротынского района Нижегородской области 10 апреля 1930 года, но в документах записали 18 апреля, потому что появилась на свет я еле живой. В семье нашей было четверо детей, две сестры у меня было и брат. Одна сестра старше на два года, вторая родилась в войну – на 11 лет моложе, брат младше на шесть лет. Село Семьяны, в котором мы жили, было большим, улиц, наверное, пятнадцать. Отец и мать работали в колхозе. Отца я звала тятенькой, а маму мамынькой.  
Война началась, тятеньку забрали на фронт, где он и погиб. Остались мы жить с мамой, бабушкой и дедушкой. Спустя год умер и дедушка.
Убили тятеньку, мамынька даже валенки стала сама подшивать. После отца осталась одежда, она ездила менять ее на соль и мыло. Очень тяжело жили в войну. Даже хлеба не видели. Весной лебеду и липовые листки рвали и ели. Суп варили из крапивы. Один раз пришла я пришла к мамыньке, говорю: «У Сидоровых семеро детей, погляди, какие они лепешки ели сегодня – белые, пышные, они и мне дали. Картофельную ботву нарубили, потолкли, просеяли и испекли лепешки. Давай сделаем и мы».
Хорошо, огород у нас был: огурцы, помидоры, капуста, свекла – все свое. Участки были большие, по 50 соток, копали их вручную. Выращивали картошку, ее возили продавать в Астрахань, в Сталинград. Однажды мамынька уехала торговать картошкой, а я одна окучила все 50 соток. Бабушка не в силах была помочь, она была старенькой, а старшая сестра работала в больнице. Все мне и досталось.
В войну были огромные налоги. Мы держали корову, молоко утром подоят и меня будят – надо продавать в Васильсурск нести. Из Горького в Васильсурск к 8 часам утра приходил пароход, «Рылеев» назывался. И вот обвешаюсь я поклажей и иду за восемь километров. Пароход приставал к пристани, пассажиры сходили и покупали молоко, масло, творог, булки из картошки – кто что принесет из деревень на продажу. На вырученные деньги я даже конфетки себе не покупала. Все деньги уходили на уплату налогов, относили их в сельсовет и сдавали на войну.
В доме мы старательно закрывали окошки, чтобы свет было не видно, – в Васильсурске находились баки, наполненные бензином. Немецкие самолеты летали над ними, но не разбомбили ни одного.
Дом у нас был большой, топить надо, а лес далеко, километрах в десяти. Из школы я приходила, бежала скорее встречать мамыньку с дровами. Она уходила раньше, готовила дрова, сваливала их к дороге. Зимой я бежала по насту, было уже темно, и волки близко. Так мучились, изломаны все были.
В школу сходим, идем колхозникам помогать. То быка нам запрягут, то корову. Коней не было, их, наверное, на фронт угнали. И мы, подростки, снопы с поля собирали, накладывали на повозку и везли. Тяжело было, очень тяжело. И дома работы было навалом и в колхозе. А зимой убирали у коров навоз и вывозили на участки.
Шесть классов школы, которая была в нашем селе, я окончила и стала день и ночь трудиться в колхозе. В конце войны я работала на ферме учетчицей. Доярки доили вечером коров, сливали мне молоко, я его сепарировала и ставила сметану в печь. Истоплю, и топленое масло сдавала приемщику, оно шло на фронт. Домой приходила в первом часу ночи. Гулять не ходила, никого не видела. Утром часа в четыре меня опять будят: «Маруся уже ушла доить». Напротив нас жила доярка Маруся Земцова, эвакуированная из Ленинграда. А я ноги спущу с кровати и опять сплю. «Наташка, вставай, Маруся давно уж ушла доить». Я встаю и бегу принимать молоко. Вот так я работала.
Церковь у нас была рядом, в праздники ходили в нее, молились. Она одна в округе была действующей, остальные использовались не по назначению. И до сей поры в ней службы идут. В войну она была битком набита людьми, придешь, даже руки не просунешь. Все сходились в нее, за 15–20 километров люди приезжали. Мамынька молилась на клиросе.
Когда война закончилась, кто радовался, а кто плакал. В нашем селе всех молодых убило, никто с фронта не вернулся.
В сентябре 1950 года я ушла из колхоза, хотя и не отпускали меня с работы. Было мне 20 лет, уехала я в Заволжье на «Горьковгэсстрой». После обучения меня поставили на бетонном комбинате мотористкой в дозаторном отделении. 10 лет я там отработала. Потом перешла на Заволжский моторный завод в литейный цех стерженщицей. Работали мы впятером, металл заливали, жара была в цехе под 100 градусов. Очень трудно было. Некоторые только неделю выдерживали такой работы – экземы начинались, зрение теряли. А я проработала 10 лет и перешла на Заволжский завод гусеничных тягачей фрезеровщицей, там уж я отдохнула. В 50 лет, из-за вредных условий труда, вышла на пенсию.
Женихи приезжали меня сватать из Семьян, а я за семьянского не пошла. В 1954 году вышла замуж, муж работал на автокране. 56 лет мы с ним прожили, муж был очень хорошим, двое детей у нас родилось. Последние годы живу с сыном в деревне Истомино Балахнинского округа.