Штанова Таисья Васильевна

Родилась я в Кировской области в Лальском (ныне Лузском) районе в деревне Нижнее Княже в 1929 году 29 мая.
Отец мой тогда работал в лесничестве лесником, а мама была рядовой колхозницей. Трудилась она в основном в животноводстве, и я возле нее привыкла к животным. Поэтому меня потом и потянуло в зоотехнию.  
Еще до войны, школьниками, мы работали в колхозе: пололи, снопы вязали, убирали урожай, выполняли многие колхозные работы – куда посылали, то и делали. За летние каникулы мы должны были выработать 50 трудодней.
Ни радио, ни света в деревне тогда не было, только керосиновые лампы на косяк вешали. О начале Великой Отечественной войны мои родные узнали, когда пошли гулять на праздник в центр, где сельский совет. Помню, что все пришли оттуда взволнованные. Впоследствии сводки информбюро мы узнавали из районной газеты «Лальский ударник», ее наша семья выписывала.
К началу войны мне было 12 лет. Я окончила четыре класса начальной школы, которая была в трех с половиной километрах от дома. И еще год отучилась в Савинской школе за 11 километров. Жила я на частной квартире, а она была еще в трех с половиной километрах от школы, в деревне у хозяев. Жили мы втроем: с Ниной Бутаковой, с ней мы вместе учились, да еще с одним мальчиком. Семья состояла из хозяина, хозяйки, двоих детей и бабушки. Спали мы на полу. На день поднимали постельки на полати, а вечером снимали и на полу устилались. У меня одеялко хорошее ватное было, а ноги укрывала еще полушубком. Нашей обязанностью было каждый день наносить воды, мальчик припасал дров, а перед выходными мы мыли полы, они были еще не крашенные, оттирали их песком. В воскресенье уходили домой. Домой придешь, раз поешь горяченького чего-нибудь и назад.
В эту Савинскую школу родители меня отпускать не хотели, но помогло несчастье – эвакуированная из Ленинграда мамина сестра приехала к нам с двумя детьми. Одна девочка Наташа была моложе меня на полгода, ей нужно было идти в 5-й класс. Но она не выдержала – в школу мы ходили за 11 километров, да еще через реку Лузу переправлялись. А я стала учиться. 7-й класс окончила в 1943 году, было мне 14 лет.   
И в тот год 16 апреля у нас умер отец 49 лет от крупозного воспаления легких. Он вывозил сено и простудился – была весна, под снегом вода, у него опрокинулся воз, пока отец перекладывал сено, намочил ноги. За несколько дней до его смерти я приехала на выходной домой, приехала в валенках, а снег уже таял. Отец пообещал мне: «В следующие выходные приедешь, я тебе сапоги починю, в них пойдешь». Я уехала обратно в школу в валенках, а в четверг позвонили, передали, что отец умер. Мама осталась с нами одна, кроме меня еще было двое маленьких, Володя и Вася, один четырех лет, другой годовик. А всего мама родила девять детей.
Два старших брата 1922 и 1927 годов рождения были в действующей армии. Анатолий был разведчиком, воевал в Заполярье, вернулся раненым. Афанасий служил в Петрозаводске. Писала я им на фронт письма, треугольнички тогда посылали. Знакомый брата, помню и фамилию, и имя его – Фима Кошкарев, прислал мне письмо, хотел познакомиться. А я этого не поняла, подумала, что с братом что-то случилось. Отвечаю ему: «Что с моим братом, почему Вы пишете, а не он?» А один раз мы послали посылку, но, видимо, номер воинской части на ней стерся. Для посылки мы насушили сухарей – мама испекла хороший хлеб с пшеничной добавкой. И эта посылка вернулась нам назад. Уж мы с такой радостью ели эти сухари!
Радостью было и посещение елки в доме одной эвакуированной. Мы ходили к ней с мамой, было мне лет 12. Наряженная елка и какое-то простое угощение, приготовленное женщиной, были для меня настоящим праздником. В школе в то время мы ничего не отмечали, только иногда тем, кто получше учится, давали конфеты в кульках из серой бумаги. Чаще это были конфеты, похожие на помадку.
И детям, и взрослым в войну было трудно. Есть было нечего, хорошо, картошка у нас была, мы много сажали, хранили в подполе под домом. И скотину держали.
Ни одеть, ни обуть было нечего, ходили как отрепыши. Помыться – и то было нечем, мыла не было. Баня топилась по-черному. В ней от горящих дров калились на каменке камни. Эти камни саделками брали и в кадушку с водой клали, туда же добавляли щелок и накрывали полотном. Этим и мылись. Помню, голову с керосином мыли, чтобы насекомые не заводились. Стриглись все очень коротко, никаких волос длинных не разрешалось. Стрижка называлась «под польку».
Семь классов я окончила, работала рядовой в колхозе. Это был тяжелый, изнурительный труд, еле шли после жнивы – до чего мы уставали. Иногда даже ноги не помоешь вечером, ляжешь спать, лишь бы как-нибудь сунуться отдохнуть. Но мирились, выспишься и снова на работу. Жалко было родителей. Мама тоже так страдала, видишь, как ей тяжело, а облегчить труд нечем. Надо было всем работать, работать на износ. И верили, что победа будет за нами.
В колхозе я на всяких лошадях переработала. В тот день боронила на лошади, Малыш звали. Малыш никак не хотел ходить, эту борону таскать, сам еле живой, больной, видимо, был. И едет на лошади на повозке один наш, мобилизовался недавно по ранению. Остановился возле меня. Я подошла к нему, узнала, говорю: «Это Сергей вроде?» Он: «Да, Тася. Война закончилась!»
Наступило мирное время, мама говорит: «Иди куда-нибудь учиться». И я поступила в сельскохозяйственный техникум города Великий Устюг на отделение зоотехнии. От нашего дома 56 километров. И мы, как отпустят на каникулы, ходили пешком, ноженьки мои перемерили не знаю сколько километров. Училась три года, учеба мне давалась легко.
В техникуме были и радио, и свет электрический. Свет был только до 12 часов ночи, вечером в общежитии начинали сигналить: отключим, готовьтесь ко сну. Утро начиналось с физзарядки. Общежитие было рядом с техникумом.
После войны было время, когда судили за колоски. Мы от техникума ездили в колхоз помогать в уборке урожая, и девочку чуть постарше нас, лет 18–20, судили за обрезанные колоски. В колхозе жили в доме, во второй половине которого находились продукты, привезенные из техникума. Помню, там всегда варили соевую кашу, которая мне нравилась. Меня поставили поваром, все пойдут работать, а я кашеварю. Котелок вешали на улице над костром. Хороший был преподаватель, классный руководитель Григорьев Алексей Харитонович, учил нас правилам жизни. Говорил, что не нужно выкладываться сразу, нужно приберечь силы к концу работы, когда все устанут, обессилят, чтобы идти доделывать. Вот так воспитывал.
Хлеб в первое послевоенное время был по карточкам, мы, студенты, получали по 500 граммов. Неподалеку от техникума находился магазин № 30, к которому мы были прикреплены. По одной не ходили, хлеб брали сразу на всю комнату, на пять человек. Буханки были большие и высокие, из одной выходило пять паек. По две пайки отрезали по краям, оставалась серединка. Очень не любили мы эту серединку, она была тяжелая, и казалось, что мало. Пайки приносили и менялись. Карточки отменили в декабре 1947 года, мы учились на 2-м курсе. Уж радости-то тогда было! Пойдем в магазин, хлеба покупай сколько хочешь! Стипендию нам давали, у меня была повышенная.
В 1948 году окончила техникум с отличием. И направили половину нашей группы – 14 человек из 28 – работать в Калининградскую область, освобожденную после войны. Проработала я там два года. И вот замужество. Муж был горьковчанин, из Варнавинского района. Родилось двое детей.
В конце 1960 года мы переехали в Павловский район Горьковской области. Я работала зоотехником отделения совхоза. У меня были все виды скота и пять деревень. Работы хватало, я тогда, чтобы везде успеть, на велосипеде ездила. Хороший был директор из Дальнего Константинова Дмитрий Кочетов. Меня стали переводить из района главным зоотехником в совхоз им. Р. Люксембург, это возле Горбатова, он меня не отпускал, но я не послушала.
В 1970 году окончила зоотехническое отделение Горьковского сельхозинститута. В 1973 году меня перевели через трест «Птицепром» на птицефабрику «Балахнинская», и с тех пор живу в поселке Первое Мая. Первые семь лет работала начальником родительского стада, потом перевели бригадиром по выращиванию молодняка, стали мы выращивать суточных цыплят. Там проработала до 1984 года – до пенсионного возраста. Хорошо знала директора Алексея Васильевича Кандаурова и его жену Евгению Петровну. На пенсии ходила подменять бригадиров, совсем ушла году в 1987–1988-м. На фабрике, как мне казалось, против колхозов и совхозов самая легкая была работа. Всю жизнь проработала зоотехником, никуда не ушла от своей профессии. Общий стаж у меня больше 40 лет.
Вот какая я живучая оказалась. Значит, так видно надо Богу, чтобы я жила, добрые дела делала, а на плохие, мне кажется, я и не способна…