Ширшитских Римма Яковлевна

Я родилась 9 марта 1932 года в семье Якова Федоровича и Зинаиды Флегонтовны Булыгиных в селе Кубенцево Балахнинского района. Отец трудился на Балахнинском бумкомбинате бухгалтером, мама не работала, занималась детьми – нас было четверо, я самая младшая. Жили мы на улице Задней, сейчас – улица Чкалова.
В 1940 году я пошла в первый класс начальной школы в Кубенцеве. Школа была деревянной, в ней был всего один кабинет и коридор. В этом кабинете одновременно учились дети с 1-го по 4-й класс. Учительницей была Нина Георгиевна Борисова. В основном мы занимались чтением, арифметикой и письмом. Писали перьевыми ручками, благодаря чему у всех вырабатывался идеальный почерк. Отопление в школе было печное. На уроках труда мы пилили и кололи дрова, носили их в кабинет. Сторож разжигала огонь и топила печь. Школьной формы не было, ходили в том, что было. Мама нам все перешивала из старья, в том числе верхнюю одежду, из чего-нибудь да сошьет. Шила даже бурки ватные, материалом для них служило, например, худое пальто. И делали тогда резиновые калоши, мы их звали лягушками. Вот так и ходили, валенок у нас ни у кого не было.
В некоторых домах нашей улицы работало радио. Черная радиотарелка висела и в нашем доме, по ней мы услышали объявление о начале войны. Потом ее сняли – надо было платить, а денег не было.
Помню, как фашистские самолеты прилетали бомбить ГоГРЭС, бросили бомбу, но в станцию не попали. Налеты были в основном ночью, к ним мы постепенно привыкли. Научились по гулу определять, что летит немец, у них гул совсем был другой. Они и на бумкомбинат летали, бомба попадала в Волгу. Чтобы прятаться от осколков, у своего дома мы вырыли яму. Нас посылали в эту яму, когда зенитки, стоявшие у Сретенской церкви, начинали грохотать. Но мы не ходили, считали, что это могила.
Зенитки, их было несколько, находились у церкви на том месте, где сейчас роща. Раньше здесь была низина, настолько глубокая, что когда находишься внизу, шоссе вверху было не видно. Около храма в сторону Волги протекала речка, через нее к церкви был перекинут деревянный мостик. Вот на этой речке, ближе к современной объездной дороге, и стояли зенитки. Зенитчиками были молодые парни, днем мы встречали их на улицах Правдинска.
Сретенская церковь единственная во всем городе работала во время войны, все остальные балахнинские храмы были закрыты, разломаны, в них держали то одно, то другое. Но родители нас в церковь не пускали – в то время не разрешалось.
Постоянно ощущался голод. Хлеб был по карточкам, давали по 300 граммов на человека. Выкупать его в основном ходила мама, очереди в магазине были небольшими. Большие очереди начались после окончания войны, когда стали привозить хлеб без карточек. Тогда мы все рано-рано ходили занимать очередь, стояли-дожидались и получали по маленькой буханочке – давали только по одной. Дома хлеб было печь не из чего, в магазинах ничего не было. Нам, детям, хотелось сладкого, но конфет мы не видели. Покупали вареный сахар и сосали по чуть-чуть. Продавали его на соседней улице, люди где-то доставали и сами варили. Деньги на покупку сахара два моих брата зарабатывали сами – ловили на Волге рыбу и торговали ею.
От голода спасало свое хозяйство. У нас был большой огород, сажали картошку, огурцы, помидоры, все было свое. Была корова, потом траву стало негде косить, ее ликвидировали, купили козу, куры были.  
В войну было сложно купить соль. Ходили в ГоГРЭС с двумя ведрами на коромысле – на улице Гоголевской был колодец, из него мы брали соленую воду. Потом в своем огороде разводили костер, клали на камешки противень, наливали в него принесенную воду и варили соль.
Непростым был раньше процесс стирки. Белье замачивали, отстирывали, укладывали в кадку и бучили: кипятили золу, заливали и клали горячий кирпич, чтобы вода бурлила. А потом ходили на Теплое озеро белье полоскать. Озеро никогда не замерзало, вода была теплой даже зимой. Затем чистое белье развешивали в огороде и сушили.
Баня у нас была своя, топили и мылись. Голову мыли щелоком, чтобы волосы росли и не вылезали. Стрижка была короткой, нам не разрешали длинные волосы, в школу я ходила с бантиками из черной ленточки.
Печку в доме мы топили торфом, торфом топилась и электростанция. Дым от ГоГРЭСа был настолько грязным, что после зимы, чтобы вычистить окна в домах, надо было отмывать их неделю, они все черные были. Окна были двойными, копоть попадала даже между рамами. Окна на ночь занавешивали – платками, одеялами, тряпками, что было – то на них и вешали, чтобы снаружи свет был не виден.  
Во время войны мама заболела брюшным тифом, в больницу не легла. Выздоровела она только за счет сливочного масла, которое понемножку приносила ей с работы Клавдия Ивановна Белова. Она трудилась врачом в госпитале в Доме культуры и жила рядом с нами. А в магазинах ничего не было. После школьных уроков мы с одноклассниками ходили в этот госпиталь, беседовали с ранеными, что-то им рассказывали, пели песни.
В каникулы постоянно ездили полоть траву, картошку копать – все Заволжье было полностью засажено картошкой. И в совхоз Правдинский нас посылали работать. В Кубенцеве, где сейчас поселок Нефтеямы, был большой совхоз, там и помидоры, и огурцы, и картошку выращивали, мы все время там сидели, пололи, как на своих огородах. Картошку копали вручную, собирали, в корзиночки клали, потом взрослые увозили. Колхозников было мало, большинство из них пожилые.
В 1944 году нас перевели из начальной школы в 5-й класс школы № 6, туда и обратно мы ходили пешком. Тетрадей не хватало, писать было не на чем. Помню, нам задали что-то нарисовать. Для выполнения задания мне пришлось вырывать чистые, без текста, странички из книги А.С. Пушкина.
Жить было не на что. Мы жить-то начали, когда сестра, чуть живая, приехала из освобожденного Ленинграда и устроилась на работу в лагерь для военнопленных. Там работникам давали хорошие пайки: мясо, хлеб, вот мы немножко ожили. Бараки, где жили пленные немцы, стояли на Волге в районе современного «Гриля». Немцы в своей худой военной форме ходили свободно, без конвоя, по улицам Правдинска. Мы и внимания на них не обращали, ходят и ходят, никого они не задевали, ни к кому не приставали, никто их не боялся. Они работали, строили дома, что заставляли, то и делали, пленные есть пленные.
По вечерам мы собирались на площади Дзержинского и гуляли от бумкомбината до Дома культуры взад-вперед. В тот майский день 1945 года мы также собрались около Дома культуры и вдруг услышали объявление о победе. В том месте, где сейчас автобусная остановка, на столбе висел репродуктор, мы стояли как раз под ним, когда Левитан объявлял об окончании войны.
Окончив семь классов школы № 6, я пошла учиться в Правдинское ремесленное училище № 12. После его завершения всех выпускников распределили по разным предприятиям, а меня оставили на Балахнинском бумкомбинате – я была отличницей. Стала работать в лаборатории лаборанткой, одновременно училась в вечерней школе, получая среднее образование. В дальнейшем окончила Балахнинский торфяной техникум.
В 1956 году вышла замуж и уехала с мужем в Сибирь. Прожили мы там три года и вернулись в Правдинск. Устроилась я на работу на санэпидстанцию. Спустя год, в 1960 году, перешла на Правдинский радиозавод в цех стабилизаторов и работала распределителем работ. На пенсию вышла с должности старшего инженера отдела труда и зарплаты.