Родина Лидия Александровна

Я родилась 15 сентября 1927 года в селе Языково Ромодановского района Мордовской АССР. До 16 лет и даже дольше я жила в этом селе. Стояло оно на границе Горьковской области и Мордовии. Ни электричества у нас не было, ни радио. Машин мы вообще не видели. Если кто-то когда-то приезжал на какой-нибудь машинешке, это было целым событием: все ребятишки бежали на нее смотреть.
Посреди села была гора, на самой верхушке этой горы стояла большая церковь. Вокруг церкви было все огорожено, и росла сирень. Как сейчас помню, как ее разрушали. Колокола и купол сбросили, все пристрои вокруг убрали, остался один остов храма. Работников церкви, захороненных на ее территории, вытащили и увезли на кладбище. Разрушили храм, и стало в нем «Заготзерно». Старушки смотрели на такое отношение и плакали.
Но в каждом доме остались висеть иконы, и в такие великие православные праздники, как Рождество, несколько человек ходили по селу, молились перед иконами, и их чем-то обязательно надо было наградить.
В то время не принято было праздновать дни рождения, мы даже их не знали. Бывало, скажет только мама: «У тебя завтра день рождения». Ну и яйцо испечет, а больше ничего. А все божественные праздники отмечали, даже иногда на работу в колхоз не ходили. В этот день все село, все старики, старухи нарядные выходили к дому, сидели на завалинке. Молодежь собиралась компанией, гуляла, на гармони и балалайке играла. Церковь была разрушена, но Бога знали. Когда мне было лет 10-11, все односельчане в Троицу, на Николу хоровод за хороводом ходили в лес. В это время распускаются колокольчики, цветут ландыши, все рвали цветы, собирали букеты.
Сейчас я часто вспоминаю детские годы. Папа, Александр Петрович Степанов, с 1934 года работал на пасеке. И свою пасеку огромную держал. Все детство мы ели мед и никогда не болели. Мама работала в колхозе. Жили с нами мамины родители и папина мать. Семья у нас была дружная, все работали вместе. Дед был мастером на все руки, делал шкафы, колхозные грабли, кадушки. Бывало, придут по пути на сенокос: «Дед Никита, грабли надо». «Вон, смотрите, в углу на улице граблей штук 20 висит. Выбирайте любые». И дома все, конечно, делал. Уж этих корзин у нас было, кадок столько, что и не пересчитать.
Нас, детей, в семье было трое. С семи лет мы начинали учиться, в нашем селе была начальная четырехлетняя школа. Потом с 5-го класса по 7-й учились в соседнем селе, ходили пешком два километра утром и после уроков. Среди учителей были эвакуированные из Ленинграда. Помню, как нас принимали в октябрята. Мы так радовались, что нам звездочки прицепляли! А в пионеры принимали – галстуки повязывали, так это радость была какая! На пионерский сбор в школе ходили, я обязательно стихотворение учила, чтобы выступить. Были в селе такие, кто не пускал детей в школу, и галстук пионерский был не нужен, но мало таких было – двое-трое, которые очень уж веровали. А у нас папа на это не обращал внимания, хочешь – иди, пожалуйста. И большинство так.
Дома ребенок чуть начинал бегать, начинали приучать его к труду. Первое время на огороде: прополка, обработка картошки, потом с дровами, да со всем, что можно было в этом возрасте делать. А когда уже подходило к 12-13 годам – нас собирали в колхозе. Собирали отрядом или звеном, и каждое утро бригадир приезжал: «Девочки, сегодня туда-то». Первые колхозные работы – прополка, раньше все пололи, даже пшеницу, овес и рожь. Когда рожь уже сгущалась, мы проходили по участкам, выдергивали большие сорняки: полынь, осот – он вырастал выше пояса. Прополка была почти ежедневно, редко, когда нас не звали. Затем начиналась прополка проса, оно было очень затравлено, пололи его целыми неделями.   
Работали каждый день. Утром чуть свет, часов в 6, мама будит: «Вставайте, девчонки». Как бы нам ни хотелось поспать, все равно шли. И знали – надо работать.
После прополки поспевал сенокос, а уж сенокос – девичья работа. Мальчишки нашего же возраста на сенокосилках косили, а мы сначала разбрасывали сено, потом собирали, стоговали.
Бывало, бежим с работы, с сенокоса, а годы-то молодые были, хотелось и погулять. Придем домой, а мама: «Ой, девчонки, пойдемте, дедушка накосил сена». Мы принесем сено, уж вечереет, поедим чего-нибудь, да на улицу бежим. И поплясать охота, и попеть. В войну меньше веселились, к концу только. А первые годы жутко было – то в одном конце села плачут, то в другом принесли похоронку. На фронт провожали всем селом. Жили очень дружно, все как родные.
Не успевали сено убрать, поспевало жнитво – рожь, пшеница, тут уж мальчишки косили на жнейках. Хороший жнец клал ровные рядочки, мы убирали, связывали в снопы. Снопы вязали целый день, складывали, к вечеру ставили в стожки, накрывали, чтобы дождь не проливал. А было нам по 13-15 лет.  
Вечерами только придем с работы, этот же бригадир опять обходит: «Девчонки, в ночную, стоговать». Берем палки, накладываем снопы и стаскиваем их в одно место, где старики, которые уже знали эту работу, умельцы хорошие, стоговали.
Вот так почти все лето мы убирали рожь, пшеницу, овес. После этого зеленый горох поспевал, огромное поле, надо его обобрать. Тут всех малышей собирали обрывать стручки.  
В колхозе нам ставили палочки-трудодни, мы не знали, что такое деньги, их у нас никогда не было. На трудодень хорошо, если давали по 100 граммов пшеницы, и даже их не давали, особенно в военные годы. Кормились только своим огородом. Держали скотину: корову, овец, свиней, гусей, кур.
Многие плохо жили. Даже колоски собирали, и то их сдавали, следили, чтобы никто в карман не положил. Но такого голода, чтобы умирали, в нашем селе не было. В основном семьи жили за счет коровы, картошки, листья всякие собирали, лебеду, орехи толкли. У нас очень хорошая корова была, много молока нам давала.
Были государственные налоги: корову держишь – отдай молоко или масло, овец – отдай шерсть и мясо, кур держишь – отдай яйца. Когда-когда мама яичко давала, жили на картошке в основном.
В 1942 году все лето мы проработали, нас восемь человек в звене было, все девочки 1926–1928 годов рождения. А осенью поступили учиться в Саранское педучилище. В нем, так же как и в школе, было много эвакуированных учителей.
В Саранск ходили пешком 40 километров. Зимой, как нарочно, идти нам – вьюга или метель. И целый день мы шли, с утра до самого вечера. Везли санки, в санках картошка, каравай хлеба – хоть плохой да хлеб. В педучилище давали нам после второго урока завтрак, но за это мы работали на участке. Весной сажали капусту, поливали ее, пололи, а осенью в мешках на себе перетаскивали в училище. Первое время нам давали еще по 400 граммов хлеба. У нашей подружки, мы сидели за одним столом, ничего своего, кроме этого хлеба, не было – жила она у тетки, дальней родственницы. Сидим на уроке, она тянется, тянется, отломит кусочек хлеба – и в рот, сосет его. За урок почти весь иссосет.
Кончится у нас хлеб, идем к директору, она тоже была из Ленинграда, такая жалельщица была. «Нина Александровна, отпустите нас домой, у нас хлеб кончился, нам есть нечего». «А сколько вам нужно времени?» Говорим: «День домой идем, день оттуда идем, один день дома». Она глядит-глядит на нас, думает, потом говорит: «Да как же я вас не отпущу, конечно, идите». А мы уже приготовим сумки и тут же уходим. В ночь зимой.
Идем всю ночь. Около нашего села колония была, колонисты жили. И вот один раз мы идем, а целый обоз колонистов едет. Последняя лошадь идет, в санях колонист спит. И мы все решили сесть на эти сани. Одна запрыгнула да мимо. Сидит на дороге, а мы едем, смеемся. Колонист услыхал нас – вскочил, схватил кнут и давай нас стегать. Мы слезли, подождали свою подружку, смеялись-смеялись и опять пошли пешком. Домой мы только по ночам ходили – время экономили, чтобы с семьей побыть, в бане помыться, постираться.  
В Саранске мы жили на квартире восемь человек, да своя семья. Электричества в доме не было, окна занавешивали, зажигали свечку. Восемь человек нас сидело вокруг стола, учили уроки.
В каникулы ездили на подмогу колхозникам. И председатель колхоза знал, когда у нас каникулы, и особенно бригадиры. Животноводческие фермы были огромными: стада коров, овец, свиней, куры были, лошади. Много работы было на колхозных дворах. Учили телят пить, некоторые из них в плохом состоянии были. Все мы работали, и никаких отговорок не было.
О победе узнали в Саранске. Сообщила об этом наша квартирная хозяйка – и плача, и смеясь одновременно. У нее муж без вести пропал. Все побежали на площадь, и мы побежали. Там столько народа было, кто рыдает, кто веселится, гармонь играет.
После окончания училища нас распределили – кого в свои села, меня в соседнее село.
Стали выходить друг за другом замуж, то одна, то другая. Я первый раз вышла замуж в 1946 году, родился сын, прожили с мужем три года. В 1954 году снова вышла замуж, приехали мы в поселок Правдинск Балахнинского района. Я устроилась в школу № 11, муж работал на бумкомбинате, родился второй сын. 64 года мы с Сергеем Павловичем прожили.
Еще работала в интернате для больных полиомиелитом в ГоГРЭСе. В интернате дети все больные были. Что мы пережили с ними…
Сейчас в праздники сижу у телефона – то один звонит, то другой, а они сами уже дедушки. Раньше и домой часто приходили бывшие ученики, а уж где встретимся – так и не разойдемся.