Яненко Зинаида Гавриловна

Фото В. Храмцова

Я родилась в Ленинграде в 1926 году 14 февраля. В связи с тем, что у меня очень рано умерла мама, семь лет мне было, и через три года умер отец, моим опекуном был назначен старший брат. Когда брат уезжал куда-то работать – а был он строителем – с ним переезжала и я. Поэтому я и в Сольцах училась, где он строил военный аэродром, и в Выборге, который брат восстанавливал после финской войны.
В последний год перед Великой Отечественной войной я училась в 8-м классе в Выборге. Там нас и застала война, начались обстрелы, на город падали «зажигалки». Брат пошел в военкомат, ему дали три дня срока, чтобы отвезти меня в Ленинград. И мы, еле достав билеты на поезд, поехали под обстрелами. Я видела войну уже в первые ее дни.
Брат отвез меня в Ленинград к моей тете, двоюродной сестре мамы. С ее семьей я прожила два с половиной месяца, мы постоянно ходили на дежурства, контролировали «зажигалки». Мой троюродный брат работал на 174-м военном заводе, оборудование этого завода эвакуировали на последнем, ушедшем из Ленинграда, эшелоне. Один вагон эшелона шел с сопровождающими, в нем ехали брат с семьей и я с ними. Вначале мы остановились в Челябинске, потом в Чкалове и только к Новому году добрались до Омска.
В Омске меня, 15-летнюю, сразу устроили на завод, и я все четыре года войны проработала на нем. Мы выпускали танки. Вначале танк был просто «игрушечный» – из дюралюминия, и первые пули на фронте он все принял на себя, поэтому его производство закрыли и стали делать Т-34. И когда первый танк Т-34 выпустили, мы все на территории завода смотрели на него, и я увидала свои детали, которые комплектовала. И в письме брату на фронт написала об этом и перечислила номера деталей. Он мне в ответ прислал письмо: «Что же ты, сестричка, мне там написала, что я получил от письма одни ленточки?»
Работали мы по 12 часов каждый день, вместо выходного была 18-часовая пересмена. Я жила с семьей брата, он был начальником, а начальников всех расселили подальше от завода – километрах в пяти, потому что вблизи селили рабочих. Особенно тяжело мне приходилось в первый год. Каждый день, утром и вечером, в сорокаградусный мороз я ходила на работу и с работы в резиновых ботах, которые мне, к счастью, оставила сестра, а в боты были вставлены туфли. На мое детское пальто я надевала оставленное ею пальто. Ведь когда мы эвакуировались, я поехала с маленьким чемоданчиком, в туфлях, мне даже ходить было не в чем. Вот так я и ходила – остановиться было нельзя, но зато быстро. А мороз зимой каждый день был. Мне потом в конце концов дали талон на валенки. Их я получила, наверное, месяца через 3-4, но валенки мне дали «сорок последнего» размера – они же были приготовлены для военных, а я – малявка: и ростом маленькая, и худенькая, и 36-й размер ноги. Но я ходила в них и была счастлива беспредельно. Потом от завода сделали железнодорожную ветку, три вагончика ходили, подвозили к заводу работников. В то время я думала – только бы была победа, больше ни о чем не думала. И как робот ходила на работу.
На наш завод, видимо по согласованию, из Ленинграда приезжали сотрудники Института точной механики и оптики для организации Школы рабочей молодежи, чтобы нас, ленинградцев, доучить до 10-го класса, чтобы мы потом стали абитуриентами этого института. И вот когда подходила к концу война, я окончила школу рабочей молодежи. Подруга моя уехала, а я, получив вызов на экзамены, не смогла поехать – меня с завода отпустили только в конце декабря, перед самым Новым годом. Я еле-еле уехала оттуда, потому что не на чем было. Обувная фабрика «Скороход» набирала рабочих-ленинградцев, и я, не сумев уехать, пошла туда. На мое счастье, они, уже полгода собираясь возвращаться в Ленинград, уехали через день, как я к ним поступила. Так я вернулась в родной город со «Скороходом».
На обувной фабрике в экспериментальной лаборатории я работала, наверное, год и поступила не в свой институт, в который меня вызывали, – потому что там надо было на дневном отделении учиться, – а в химико-технологический на вечернее отделение. У меня же никого не было, а те родственники остались в Омске.
Работая на «Скороходе» и занимаясь на вечернем отделении в химико-технологическом институте, мы с одной работницей пошли готовиться к экзаменам по основам марксизма-ленинизма в парткабинет, и секретарь комсомольской организации говорит: «Девочки, органы МГБ – Министерства госбезопасности – набирают десять человек из Ленинграда для обучения немецкому языку на территории Германии». И когда мне это предложили, я ответила: «Нет, в логово фашизма я не поеду». А та, которая со мной была, она постарше, уже фронтовичка, где-то в штабе работала, она меня сагитировала.
Мы пошли в «большой дом» на набережной Невы (это органы госбезопасности), оформили анкеты, нам сказали: «Приходите через неделю, дадим ответ». Мы пришли, меня взяли, а ее не берут, потому что у нее были родственники на оккупированной территории. Я хотела отказаться, а мне говорят: «Нет, милая, надо было думать раньше. Мы вас проверяли очень долго». И поехала я, несмотря на 2-й курс института.
Вначале мы в Берлин приехали в комендатуру, затем в городе Галле несколько месяцев жили, помогали военной цензуре. Полтора года я занималась только немецким языком и плюс политикой. Потом работала и в городе Шверине, и в Ростоке. Работала в цензуре, вначале читала немецкие письма. Потом, когда Хрущев начал сокращать наши войска, и нас – оперативный сектор, где я работала, – сократили, я была переводчиком с немецкого языка при штабе во 2-й гвардейской мехармии. Помню, первый раз пришла, немец мой рассказ понимает, а я его не понимаю – он говорил на своем диалекте, а я изучала литературный язык. Я начала плакать, оперуполномоченный меня успокаивает: «Привыкнешь…» Потом в конце концов действительно привыкла.
В Германии в 1952 году я вышла замуж, муж Павел Васильевич был военным. Родился сын. В 1954 году мы вернулись в Ленинград, так как муж поступил в Военную академию связи им. С.М. Буденного. После окончания им академии, проживали в разных городах: Москве, Калуге, Горьком. В 1962–1963 году приехали в Балахну – здесь строился ПЗРА. 25 лет я проработала в Правдинском конструкторском бюро завода радиорелейной аппаратуры.